Сильный позитивный перенос

Сильный позитивный перенос остается в рамках рабочего альянса, в отличие от эротизированного переноса, который вре­менами затрудняет сохранение психоаналитической ситуации (см. разд. 2.2.4). Из-за сложностей, возникающих в эротизиро­ванном переносе, важно иметь критерии, позволяющие сделать прогноз, пока еще можно определить на ранней стадии лечения признаки такого переноса и найти интерпретативные средства избежать его. Можно ли выделить группу пациентов, которые так сильно влюбляются в своих аналитиков, что терапия прекра­щается? Действительно ли эта группа состоит из женщин, отка­зывающихся от кооперации в работе над интерпретацией и стремящихся только к материальному удовлетворению, которым «доступна только логика супа с аргументами в виде клецок» (Freud, 1915а, р. 167)? Со времени открытия трансферентной любви прошло слишком много времени, чтобы приписать это свойство категории «женщин с примитивными необузданными страстями, которые не терпят суррогатов... которые отказывают­ся принимать психическое вместо материального» (Freud, 1915а, р. 166 — 167).

Прежде всего необходимо указать, что эта сложность обыч­но возникала в анализе женщин аналитиком-мужчиной, что свя­зано с целым рядом психологических, исторических, социологи­ческих и нозологических причин. В конце концов, наибольшее число женщин, обращавшихся первоначально для лечения к пси­хоаналитикам, страдали от истерии. С тех пор сексуальная ре­волюция сделала возможной эмансипацию женщин, что не в по­следнюю очередь можно увидеть в свободе сексуального пове­дения. Это последнее достижение нисколько не изменило того факта, что сексуальные нападения и правонарушения гораздо чаще встречаются между мужчинами и девочками, чем между женщинами и мальчиками. То же верно в отношении инцестов отец — дочь и мать — сын. Преобладающей формой сексуаль­ного поведения между полами остается гетеросексуальная, в которой мужчины играют доминантную роль. Ожидания жен­щин-пациенток того, что может произойти в кабинете у анали­тика, связаны с их предшествующим опытом отношений с муж­чинами: отцом, братьями, другими родственниками или учителя­ми, начальниками и врачами. Соблазнение и желание быть со­блазненной представляют собой два феномена, связанных сложной зависимостью притяжения и отталкивания. Тревожное чувство, выраженное словами: «Если тогда еще возможно было отступить, то сейчас уже можно все...», очень сильно зависит от того, насколько реальными были сексуальные проступки в табуированных сферах жизни.

Сексуальное самоопределение — это один момент. Другой заключается в том, что социальные табу разрушались все боль­ше и больше, приводя к исчезновению сдерживающего начала традиционных ролей в социальном поведении. Возрастает число детей и подростков, подвергающихся насилию, и становится значительным количество несообщенных случаев инцеста отец — дочь. Перенос осложняется в том случае, если был факт насилия (в широком смысле слова), так как травмирован­ные пациенты подвергают и самих себя, и аналитика серьезному испытанию (см. разд. 8.5.1).

В разделе 1.7 первого тома мы указали на то, что изменения в семейных традициях, в исторических и социокультурных про­цессах не происходят синхронно. Поэтому в психоаналитиче­ском кабинете мы и сегодня можем встретить тип истерической пациентки, которая не только влюбляется в своего аналитика, но и стремится найти в лечении замену не удовлетворяющей ее

жизни и которая держится за иллюзию получить удовлетворе­ние от аналитика.

В отношении прогноза, то есть вероятности развития нераз­решимого эротизированного переноса, можно сказать, что диаг­ностически релевантны жалобы, которые предъявляет пациент­ка по поводу своих любовных отношений. Опасность возникно­вения неразрешаемой трансферентной любви будет минималь­ной, если факторы, затрудняющие или делающие невозможным для пациента иметь удовлетворяющие сексуальные отношения в рамках существующих дружеских или длительных привязанно­стей, являются прежде всего невротическими. Вероятность воз­никновения иллюзорной трансферентной любви очень высока, если серьезное невротическое развитие привело к изоляции па­циентки и если она достигла такого возраста, когда шансы найти подходящего партнера малы. Несмотря на все достижения жен­ской эмансипации, социальные обстоятельства неблагоприятно влияют на таких женщин, в отличие от сопоставимой группы мужчин, потому что, как хорошо известно, невротичные и оди­нокие холостяки легче вступают в контакты с незамужними женщинами. Различная природа мужской и женской психосек­суальности играет определенную роль в этой системе, где, на­пример, мужчина, ищущий партнершу через объявления, в меньшей степени подвергается травмирующему опыту, чем жен­щина, которую «проверяют» в короткой связи и потом призна­ют недостаточно привлекательной.

Читатель может поинтересоваться, какое отношение имеют все эти общие комментарии к вопросу о разновидностях пози­тивного переноса. Одним из результатов является понимание то­го, почему у пациентов-мужчин, лечащихся у аналитиков-жен­щин, эротизированный перенос развивается реже, чем в обрат­ной ситуации при тех же условиях. Стоит упомянуть о другом общем факторе, который ясен из предыдущих рассуждений и который, исходя из нашего опыта, нужно очень серьезно учи­тывать при оценке показаний к лечению. Если наличествуют описанная выше комбинация биографических, профессиональ­ных и социальных факторов и предрасположенность к развитию регрессивного эротизированного переноса, то аналитик-мужчи­на должен критически проанализировать свой предыдущий опыт работы с эротизированным переносом, прежде чем браться за анализ. Если есть какие-то сомнения, то в интересах пациентки аналитику-мужчине следует посоветовать ей обратиться к кол­леге-женщине. Несмотря на наше подчеркивание диадического характера невроза переноса, частью которого является трансферентная любовь, невроз имеет и собственную независимую ди­намику, коренящуюся в бессознательной схеме. Если возраст и личная ситуация аналитика совпадают с бессознательными ожиданиями пациента, как ключ и замок, то это в большей степени будет способствовать возникновению эмоционального смеше­ния. Термин «эротизированный перенос» как раз обычно слу­жит для описания подобной ситуации.

Что же в действительности означает эта путаница или даже хаос? Истинны ли чувства, аффекты и восприятия, переживае­мые в переносе? Даже Фрейд не оспаривал их подлинности, хо­тя перенос означает, что на самом деле они относятся не к ана­литику;желания и сексуальные влечения направляются не по адресу. Полное проявление чувства подразумевает достижение желанной цели, а в человеческих взаимоотношениях — получе­ние от другого ответа и по возможности взаимодействия (Dahl, 1978). По этой причине и пациент всегда обращается к лично­сти аналитика. Последний (аналитик) остается в тени, с тем что­бы легче выполнять свои функции и быть способным брать на себя любую роль — матери, отца, брата или сестры, давая па­циенту возможность пережить проявления бессознательных клише, шаблонов и схем (Фрейд употребляет эти термины для описания установок, регулирующих аффективные и когнитив­ные процессы). Интерпретация сопротивления к развитию пере­носа помогает пациенту уменьшить вытеснение;в процессе ле­чения функции аналитика как катализатора оказывают опреде­ленное воздействие и, согласно нашей расширенной сцениче­ской модели, дают возможность проявиться новому проигрыва­нию (см. т. 1, разд. 3.4). По этой причине необходимо исходить из того, что восприятия пациента являются истинными, а не ис­каженными. Мы говорим, следовательно, о проигрывании вновь со сменой ролей, а не о новом «спектакле». Аналитик, временно исполняющий роль режиссера, создает для пациента возмож­ность разыгрывания доступных для него ролей — бессознатель­но, конечно, — и старается повысить уверенность пациента в себе, с тем чтобы он совершал «пробные действия» вне анали­тической ситуации.

Кроме упомянутой выше группы пациенток, возможно, су­ществует значительно меньшая группа пациентов, которые лишь в ограниченной степени способны завершить переход от репе­тиций к реальной жизни;это происходит по ряду внешних и внутренних причин и несмотря на использование рекомендован­ной нами модифицированной техники. Чем меньше пациент спо­собен к установлению интенсивного взаимодействия с партне­ром, тем больше его привлекает эмпатическая и понимающая позиция аналитика, хотя бы по той причине, что здесь нет каж­додневных разочарований, происходящих в реальной совмест­ной жизни.

Некоторые события в описываемом ниже случае показыва­ют более общие по сути моменты. Многие из них касаются воп-

роса о том, как аналитик может выражать принятие, отказывая в то же время в немедленном удовлетворении сексуальных же­ланий. В случае патогенных условий, вызванных вытеснением, эдиповы влечения и фрустрации исчезают до такой степени, что о существовании бессознательных желаний можно судить толь­ко по появлению вытесненного материала в симптомах или по конфликтным и неудовлетворительным отношениям с партне­ром. Нахождение доступа к миру для бессознательных желаний пациента является предпосылкой для изменений, в процессе которых пациент становится способным найти новые способы для разрешения своих проблем. Например, признание жела­ний, стимулированных и вызванных обстановкой, имеющей место в аналитической ситуации, и интерпретациями, не озна­чает удовлетворения этих желаний. Кроме того, по своей при­роде желания и произвольные действия стремятся достигнуть цели, а общеизвестно, что достижение цели сопровождается чувством облегчения и удовлетворения, С другой стороны, с самого начала жизни многие попытки достигнуть цели не уда­ются (метод проб и ошибок). Если фрустрированы основные витальные потребности, то страдает уверенность индивида в себе, в том числе уверенность и в своей сексуальной роли, что влечет за собой разнообразные последствия в поведении. Техническая проблема подхода к сильным эмоциям продолжает быть основным испытанием для терапевта, который должен про­плыть между Сциллой подсознательного соблазнения и Хариб­дой отвержения.

Пациентка, речь о которой идет ниже, стремилась найти в трансферентной любви уверенность и принятие.

Франциска X, 26-летняя женщина, решила начать лечение в связи с сильными приступами страха, которые возникали осо­бенно часто в тех ситуациях, когда она должна была проявить свои профессиональные способности. Она блестяще завершила профессиональное обучение (в профессии, где преобладали мужчины) и могла рассчитывать на успешную карьеру, если бы сумела преодолеть страхи. Последние возникли после оконча­ния учебы, когда дело стало, так сказать, серьезным и соперни­чество с мужчинами не носило больше характера игры, как в студенческое время. Франциска X познакомилась со своим му­жем во время учебы;их отношения удовлетворяли их обоих как интеллектуально, так и эмоционально. Однако она была не очень удовлетворена в сексуальном плане;чтобы достичь оргаз­ма, она должна была прилагать большие усилия;гораздо быст­рее и проще она могла вызывать его сама.

В начале лечения у пациентки быстро появилась влюблен­ность, первые признаки которой обнаружились уже в сновидении, рассказанном на 4-м сеансе. В начале сновидения ей виде­лась сцена в полицейском участке между обнаженной девуш­кой и сексуально возбужденным мужчиной. Во второй части сна происходило медицинское обследование, в котором пациентку кто-то просвечивал рентгеном;был виден только скелет.

В сновидениях пациентки содержались различные вариации на тему о запретной любви, с последующим наказанием или разлучением. Она сильно колебалась между стремлением уго­дить мне, как школьница, выполняющая домашнее задание, и всколыхнувшимися желаниями, о которых она также упоминала в ассоциациях.

К 1 1-му сеансу я стал уже «настоящим, хорошим другом», который полностью ей принадлежал и к тому же удовлетворял условию, что «это» никогда не сможет стать реальностью. Что означало «это», стало ясно из последующих ассоциаций, когда она спросила меня: «Вы видели вчера вечером фильм о священ­нике, у которого был роман с новообращенной женщиной?» На 14-м сеансе Франциска X рассказала мне сон. П: Вы говорите мне, что полюбили, и потом целуете меня;когда я влюблена, любовь заканчивается только поцелуями, это са­мое прекрасное, а остальное потом происходит вне зависи­мости от того, нравится или нет. Потом вы мне говорите, что лучше прекратить анализ. Я довольна вашим решением, пото­му что так я получу больше.

Целью этого сильного проявления эротизма было, вероятно, желание преодолеть ощущение того, что анализ — это период «тяжелых времен» (17-й сеанс). На еженедельном семинаре у себя на работе она смогла наконец, флиртуя со многими муж­чинами, получить то принятие, которого ей не хватало на сеан­сах.

П: То, что вы говорите, действительно очень важно для меня. Иногда я думаю, что мне надо бы постараться уменьшить надежды, которые я возлагаю на вас, или совсем оставить их, потому что я не могу думать, что вы их оправдаете. Все было бы гораздо проще, если бы я смогла оставить эти эмоции за порогом и разговаривать с вами на интеллекту­альном уровне,

Для того чтобы дать пациентке возможность получить неко­торое облегчение, я сказал ей, что организация аналитической ситуации (кушетка и т.д.) и сущность наших разговоров пробу­дили у нее сильные чувства и, вполне естественно, я должен их признать. Однако, в силу особого рода наших отношений и сто­ящих передо мной задач, я не могу ответить на ее желания так, как ей бы хотелось. Я видел аналогию между неуверенностью пациентки по отношению ко мне и ее ожиданиями (ранее не сбывавшимися) быть полностью принятой мужчиной и поэтому

спросил об источнике ее неуверенности в себе как женщине. Спрашивая, я руководствовался тем представлением, что в трансферентной любви и в дружеских отношениях пациентка больше стремится найти мать, чем отца.

Эта тема затронула пациентку. Впервые она заговорила о том, что думает о своей матери. В начальном интервью она за­явила только: «О ней нечего сказать». Пациентка поведала, что у нее нет образа себя как женщины. Она стала говорить о дет­ских воспоминаниях и описала, как отец и мать шли в церковь к причастию. Ей было тогда четыре года, она стояла сзади и на­чала плакать, поскольку не понимала, что делают родители. С фотографической точностью она воспроизвела момент, когда ее родители вернулись от алтаря, встали на колени и сложили руки перед лицом: ее мать была привлекательной молодой женщи­ной, на ее длинные каштановые волосы был надет платок, как у деревенской девушки, простой и счастливой, которая кормит цыплят.

Потом ассоциации изменились. Когда пациентке было шесть лет, мать положили в больницу;после рождения другой дочери у нее развилась тяжелая эклампсия. Мать уже не поправилась. Тогда в ассоциациях пациентки появился образ матери, вернув­шейся из больницы домой: отекшая, уродливая, руки и ноги на­мазаны какой-то мазью, чтобы стимулировать мускулатуру. С тех пор ее мать что-то безостановочно бормотала, и ее речь поч­ти невозможно было разобрать. Короче говоря, она являла со­бой картину пугающего распада, которая была неизмеримо яр­че, чем могли быть эдиповы фантазии, связанные с беременно­стью и соперничеством.

Пациентка избегала этих ощущений, у нее быстро смени­лось настроение, и она перешла к другой теме, заговорив о чу­десной погоде и о том, что она смогла поэтому прийти на анализ в легком летнем платье.

Влюбленность стала движущей силой в лечении. Только в этом состоянии пациентка могла заставить себя говорить о не­приятных и вызывающих стыд темах. Она чувствовала себя в ту­пике, потому что ее желания никогда не могли бы воплотиться в реальность.

Эту тепличную атмосферу можно описать так: «перенос — да, рабочий альянс — нет». Такое положение дел указывало на отсутствие глубинной защищенности, которое пациентка была вынуждена компенсировать, показывая и предлагая себя внеш­не выглядевшим как эдипов способом.

На одном из следующих сеансов (23-й) пациентка была оза­бочена вопросом о том, почему аналитик не носит белый халат. «В белом халате вы были бы более нейтральным и анонимным, просто такой же крач, как и другие». По ходу сеанса выяснилось, что в этом замечании есть две стороны: желание и сопро­тивление, В связи с упоминанием летних легких платьев стало очевидно, что она стремится к более строгому распределению ролей, Аналитик должен оставаться безличным, и тогда она смо­жет без опаски проявить себя. Чем больше она воспринимала меня как отдельную личность, тем труднее ей было лечь и вы­тянуться на кушетке. Поэтому летом она в большей степени ощущала себя женщиной, чем зимой, когда все скрыто и спря­тано.

Пациентка чувствовала, что ее эротические попытки оболь­стить меня не имели успеха, и как следствие у нее развилось депрессивное состояние и появилось чувство разочарования.

В течение нескольких первых недель и месяцев развитие пе­реноса стало все больше и больше происходить в одном направ­лении, Первоначальные попытки вызвать мой интерес уступили место страхам, что я не сделаю навстречу ей ни единого шага. Вся история ее отношений с отцом, который должен был взять на себя многочисленные обязанности после того, как мать пара­лизовало, слишком длинная, чтобы приводить ее здесь. Мнение отца о ней в то время, так же как и во время прохождения ана­лиза, было уничижительным: «Никогда не знаешь, чего от нее ждать». Это соответствовало чувству пациентки, что сам отец непредсказуем, ребенком она всегда ужасно боялась его.

Ход анализа в первые месяцы позволил мне сформулировать для пациентки ее возрастающее недовольство. Я объяснил, что она старалась расположить меня к себе, но не достигла своей цели. Фрустрированная этим, она просто отступила, с недоволь­ством и упреками.

П: [После паузы.] Я не знала, к кому я обращалась в вашем ли­це, Но несколько минут назад я поняла, что единственным подходящим человеком может быть только отец. [Молчание.] Сейчас я вспоминаю нашу церковь;там есть огромная фре­ска с изображением Бога, а сейчас я вспомнила нашего свя­щенника и то, что я ужасно его боялась. А: Когда вы думаете о чем-то другом, то сразу возникает опас­ность того, что меня это огорчит, и в ваших ощущениях я ста­новлюсь похожим на отца. Вы попадаете в ситуацию, где дол­жны ждать, пока я снова приду в хорошее расположение ду­ха, как будто вы согрешившая девочка;но этот акт пощады наступит не скоро, а может быть, и никогда. П: Когда мне было пятнадцать лет, я общалась с одним юношей, имевшим плохую репутацию. Это был мой первый роман, а потом юноша ушел к другой девушке, работавшей на кухне в семинарии, и она забеременела. Отец отчитал меня так, будто это была я. А: А вы так и переживали, будто нет большой разницы.