В истории науки не удается обнаружить чисто эмпирических или чисто рационалистских научных открытий. Эмпиристы, например, пытались объявить законы Кеплера чистым индуктивным обобщением эмпирических данных. Действительно, Кеплер долго и мучительно подбирает логическую форму выражения для данных наблюдения, пробует по ходу исследования различные варианты формул, а когда находит подходящую для закона формулу, то проверяет ее применением к другим наблюдениям.
Но стоит почитать самого Кеплера, как такое представление разрушается, а его открытие едва ли не демонстрирует чисто рационалистский путь познания. Отсюда Кеплер формирует свое представление о реальности как специфической геометрии мира, построенной из правильных многогранников. А уже затем, найдя формулу, удовлетворяющую его мистическому вкусу, проверяет свои предположения наблюдением.
Но если два пути, по которым шел Кеплер, не зависимы друг от друга, то конечный результат должен был субъективно восприниматься им как заранее предполагаемый и как совершенно неведомый одновременно. Потому что, с одной стороны, ему заранее было известно, чего он хочет достичь, а с другой — поскольку пути достижения независимы — до получения совместного результата он не мог иметь информацию, достижим ли этот результат.
Обратите внимание: «еще не будучи уверен», Кеплер уже «незыблемо» в это верил. А когда то, в чем он был неуверен, то, что находилось во мраке, оказалось «сверх всяких ожиданий» как раз тем, что он твердо знал еще двадцать два года назад, он очень удивился и пришел в «священное неистовство».
Другой пример. Казалось бы, исключительно рационалистическим путем познания идет такая наука, как математика. Е. Вигнер шутливо, но точно определил ее как «науку о хитроумных операциях, производимых по специально разработанным правилам над специально придуманными понятиями».[60] Не случайно Г. Вейль — его называли последним универсальным математиком в мире — сравнивает математику с мифотворчеством, литературой и музыкой. В XX веке в принципе отброшена идея, что математические структуры, созданные математиками, должны «копировать» хоть какие-либо реальные процессы. Если Б. Риман, едва ли не более всех повлиявший на создание современных взглядов на математику, в своей знаменитой диссертации «О гипотезах, лежащих в основаниях геометрии» еще настаивает на «опытной проверке» своих построений, то по оценке специалистов XX в. такая задача «очевидно не имеет ничего общего с математикой».[61]Как отмечают Б. В. Бирюков и В. Н. Тростников, современный математик «зачастую совершенно не интересуется, соответствует ли его конструкция чему-то уже познанному в окружающем мире. Им движет стремление усовершенствовать математику не как аппарат для описания чего-либо, а как аппарат вообще.»' Впрочем, это относится не только к современной математике.