Эмпирические факты

Эмпиризм (Бэкон, Локк и др.): начальным моментом в струк­туре научного познания являются эмпирические факты;структу­рообразующий процесс — индуктивное обобщение фактов;резуль­таты этого процесса — теоретические законы и принципы. Дедук­тивный метод здесь применяется, во-первых, как способ логичес­кой организации отдельных теоретических положений в единое целое и, во-вторых, как способ выведения из теории новых следст­вий, объясняющих и предсказывающих результаты наблюдений и экспериментов.

Рационализм (Декарт, Лейбниц и др.): исходный пункт науч­ного знания — полученные на основе «рациональной интуиции» теоретические законы и принципы;структурообразующий про­цесс — дедуктивный вывод следствий из них;результат этого про­цесса — целостная система логически связанных теоретических утверждений. Индуктивный метод используется лишь как способ подтверждения теоретических положений: соответствие следствий теории данным наблюдения и эксперимента являются индуктив­ным подтверждением первых и всей теории в целом.

Философы страстно спорили между собой, пытаясь доказать друг другу единственность одного из этих способов познания и ло­гическую невозможность другого. Сегодня, по-видимому, можно признать, что этот спор завершился вничью. Вопрос: «что первич­нее — индукция или дедукция? факты или гипотезы? — оказался сродни классической дилемме яйца и курицы. Эмпиризм и рацио­нализм, отмечает Кармин, не являются альтернативными концеп­циями, противостоящими друг другу, признание одной из них не исключает признание другой. По мнению Баженова, только оба способа вместе ведут к научному знанию, «дают полное и всегда не окончательное описание». А Никитин утверждает, что по от­дельности и эмпиризм, и рационализм (Никитин называет рас­сматриваемую им версию рационализма теоретизмом) в равной степени и подтверждаются, и опровергаются действительным хо­дом развития науки, в то время как подлинная теория генезиса научного знания должна включать в себя обе эти концепции вме­сте.

Р. Фейнман говорил: истинное величие науки состоит в том, что мы можем найти такой способ рассуждения, при котором за­кон становится очевидным.

Эта фраза афористически точно от­ражает представление ученых-естественников: найденный эмпири­ческий закон, если он правилен, всегда сможет получить логичес­кое объяснение. Но я бы все же рискнул уточнить высказывание Фейнмана: всегда можно найти такой способ рассуждения, при котором любой закон (и правильный, и ошибочный) станет оче­видным — в этом и величие, и слабость науки. В той степени, в какой индукция и дедукция включены в одну схему научного по­знания, они оказываются хотя бы отчасти зависимыми друг от друга. И, как мы уже убедились, существует масса возможностей взаимоподгонки результатов, защиты от возникающих противоре­чий. Именно поэтому необходимы независимые схемы познания истины. Эмпиризм и рационализм как раз и демонстрируют най­денные гносеологами логические варианты таких схем.

Теоретическое обоснование

Есть эмпирический факт, и любая психологическая теория, если она претендует на универсальность, должна этот основной факт своей науки теоретически обосновать.Очевидно, что теоретиче­ское обоснование сознания как того, что дано нам непосредствен­но, не может быть дано нам непосредственно. Сознание как тео­ретический конструкт не может непосредственно наблюдаться. Но это значит, что теоретическое понятие о сознании, лишенное чувство непосредственной данности, никогда не будет полностью соответствовать сознанию как эмпирическому феномену. И в этом смысле прав Ж--П. Сартр, когда утверждает: сознание есть то, что оно не есть и не есть то, что оно есть. Сознание как эмпири­ческий феномен никогда не будет понятно нами до конца.

Однако не стоит считать, что полученный вывод делает пси­хологическую теорию сознания невозможной. Ведь, строго говоря, никакая научная теория не может быть окончательной, мы ни­когда ничего не сможем полностью понять. И это "утверждение не превращает в бессмыслицу занятия наукой, не отрицает про­гресса науки, не обесценивает успехов, достигнутых физикой, микробиологией или психологией. Просто мы должны всегда помнить, что сознание так же неисчерпаемо, как и все остальное

Все усложняется тем, что сам термин «сознание» чрезвычай­но многозначен. Зачастую это приводит к путанице. Так, напри­мер, сознание как философская категория в диалектическом ма­териализме трактуется как идеальное в противоположность ма­териальному, как «субъективный образ объективного мира». Как же тогда философы понимают бессознательное? Как «совокуп­ность психических процессов, операций и состояний, не представ­ленных в сознании субъекта». В последнем случае незаметно происходит подмена понятий: речь очевидно идет о сознании не как о Философской категории, а как об эмпирическом сознании — ведь бессознательное, конечно же, идеально и входит в субъек­тивный образ мира. Итак, сознание как философская категория включает в себя два психологически различных феномена: созна­ние и бессознательное.

Споры идут в течение уже более, чем ста лет, и выбор той или иной точки зрения определяется пока исключительно вкусом автора. Одни исследователи осторожны и пытаются избе­гать категоричности. Так поступает, например, У. Найссер, когда предлагает считать сознание «скорее аспектом активности, чем независимым механизмом». Другие рассматривают лишь свой подход как единственно верный, но при этом не могут обосновать сделанный ими выбор.

Типичный пример — позиция Н. М. Амосова, предписывающе­го сознанию роль специального механизма. Он строит систему Ра­зума, общий принцип деятельности которого таков: рецепторы воспринимают объект, кодируют информацию, получают «первич­ную модель» объекта, которая анализируется в вышестоящих эта­жах, что приводит к увеличению числа моделей, одни из которых после этого начинают «усиливаться» при одновременном тормо­жении других. Соответствующий механизм усиления и торможе­ния Амосов и называет Сознанием Почему именно этот меха­низм назван сознанием? Ясного ответа нет и, добавлю, быть не может. При разработке систем искусственного интеллекта мож­но, по своему усмотрению, любой блок или механизм назвать сознанием или же, следуя традиции У. Р. Эшби, вообще, не поль­зоваться этим термином. В обоих случаях трудно ожидать ре­шения проблемы сознания.