«Евгений Онегин» – это не просто роман, это роман в стихах. По выражению самого Пушкина, есть «дьявольская разница» между этими двумя жанрами: роман – это всегда произведение эпическое, а стихотворная форма предполагает наличие лирического начала, субъективного элемента. Таким образом, в романе в стихах весьма значимое место должен занимать образ автора. Рассмотрим же его поподробнее.
Прежде всего, автор в этом произведении является лирическим героем, и его образ раскрывается в основном за счет так называемых лирических отступлений. Диапазон их тем широк, но можно выделить несколько основных групп.
Так, часть лирических отступлений носит автобиографический характер. В них автор вспоминает о своем прошлом, о своих возлюбленных, говорит о жизненном пути и подводит итоги. В конце седьмой главы, например, поэт говорит о любимой женщине:
Но та, которую не смею
Тревожить лирою моею,
Как величавая луна,
Средь жен и дев блестит одна.
С какою гордостью небесной
Земли касается она!
Как негой грудь ее полна!
Как томен взор ее чудесный!.. –
и тут же сам останавливает себя:
Но полно, полно;перестань.
Ты заплатил безумству дань.
В отрывках из главы, посвященной путешествию Онегина, Пушкин сравнивает себя в прошлом и в настоящем:
Какие б чувства ни таились
Тогда во мне – теперь их нет:
Они прошли иль изменились…
Мир вам, тревоги прошлых лет!
В ту пору мне казались нужны
Пустыни, волн края жемчужны,
И моря шум, и груды скал,
И гордой девы идеал,
И безыменные страданья…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Иные нужны мне картины:
Люблю песчаный косогор,
Перед избушкой две рябины,
Калитку, сломанный забор…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мой идеал теперь – хозяйка,
Мои желания – покой,
Да щей горшок, да сам большой.
Говоря о различных периодах жизни, автор зачастую вспоминает Лицей. Например, в самом начале восьмой главы Пушкин пишет:
В те дни, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветал,
Читал охотно Апулея,
А Цицерона не читал,
В те дни в таинственных долинах,
Весной, при кликах лебединых
Близ вод, сиявших в тишине,
Являться муза стала мне.
Моя студенческая келья
Вдруг озарилась: муза в ней
Открыла пир младых затей,
Воспела детские веселья,
И славу нашей старины,
И сердца трепетные сны.
И дальше поэт описывает, как его муза растет и развивается вместе с ним, преодолевая трудности и меняясь под действием времени и жизни.
Но в лирических отступлениях автор пишет не только о себе и своих переживаниях – многие строфы посвящены нравственно-философским проблемам и вопросам. Пушкин дает оценку различным событиям и явлениям жизни, например, констатирует, что нет истинной дружбы между его современниками:
Но дружбы нет и той меж нами.
Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами – себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно, –
и эта ситуация задевает поэта за живое.
Неоднократно в лирических отступлениях Пушкин говорит о любви. Это может быть выражено в кратком, иногда шутливом, замечании относительно его пристрастий и оценок женской красоты:
Дианы грудь, ланиты Флоры
Прелестны, милые друзья!
Однако ножка Терпсихоры
Прелестней чем-то для меня.
Но есть и другого рода авторские высказывания на эту тему, как, например, в восьмой главе, где автор в одном из лирических отступлений говорит о любви. Мы можем с уверенностью сказать, что это не простое рассуждение, но изложение его понимания любви и ее влияния на человека в разные периоды его жизни (поэт неоднократно подтверждает эту мысль в разных местах текста романа):
Любви все возрасты покорны;
Но юным, девственным сердцам
Ее порывы благотворны,
Как бури вешние полям…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но в возраст поздний и бесплодный,
На повороте наших лет,
Печален страсти мертвый след…
Также лирический герой говорит о «своевременности» не только любви, но и всех событий жизни и чувств вообще:
Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел,
Кто постепенно жизни холод
С летами вытерпеть умел;
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Кто славы, денег и чинов
Спокойно в очередь добился…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но грустно думать, что напрасно
Была нам молодость дана,
Что изменяли ей всечасно,
И обманула нас она…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Несносно видеть пред собою
Одних обедов длинный ряд,
Глядеть на жизнь, как на обряд,
И вслед за чинною толпою
Идти, не разделяя с ней
Ни общих мнений, ни страстей.
Так пишет Пушкин о тех, кто не смог в силу своей натуры обрести покой и счастье в их общепринятом тогда понимании. Весьма возможно, что поэт и сам себя причисляет к подобным людям, хоть это лирическое отступление посвящено скорее Онегину, чем ему. Отделяя себя от своего героя («Всегда я рад заметить разность / Между Онегиным и мной…»), Пушкин тем не менее признает Онегина человеком своего круга, равным ему не только по возрасту и статусу, но и по многим душевным качествам.
Лирического героя Пушкина беспокоят не только общечеловеческие ценности и заботы, он думает также и о жизни особого рода людей – поэтов. Ему хочется умереть не просто так, но оставить «неприметный след» для потомков:
Живу, пишу не для похвал;
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить,
Чтоб обо мне, как верный друг,
Напомнил хоть единый звук.
В многочисленных лирических отступлениях бытовой тематики автор рассказывает о свих пристрастиях, об обычаях современников и их нравах. Так, в одной из строф четвертой главы Пушкин пишет о сортах вин и о том, какой больше он любит и почему:
Вдовы Клико или Моэта
Благословенное вино…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Меня пленяло: за него
Последний бледный лепт, бывало,
Давал я. Помните ль, друзья?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но изменяет пеной шумной
Оно желудку моему,
И я Бордо благоразумный
Уж нынче предпочел ему.
К Аи я больше не способен;
Аи любовнице подобен,
Блестящей, ветреной, живой,
И своенравной, и пустой…
Но ты, Бордо, подобен другу…
С особенным чувством Пушкин говорит о своей любви к природе, не раз целые строфы отдавая описаниям русского пейзажа:
Гонимы вешними лучами
С окрестных гор уже снега
Сбежали мутными ручьями
На потопленные луга.
Улыбкой ясною природа
Сквозь сон встречает утро года…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как грустно мне твое явленье,
Весна, весна! пора любви!
Какое томное волненье
В моей душе, в моей крови!
С каким тяжелым умиленьем
Я наслаждаюсь дуновеньем
В лицо мне веющей весны
На лоне сельской тишины!
Лирический герой питает любовь не только к природе России, для него дорога Москва, ее древняя столица, где родился поэт:
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!
Москва…как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
Из подобных замечаний, зарисовок и размышлений складывается воедино портрет лирического героя, и образу рефлексирующего умного человека мелкие детали и подробности добавляют глубину и жизненность.
Но с образом автора не все так просто. Дело в том, что он не только лирический герой романа, он еще и его персонаж. Пушкин смешивает свою, отдельную, «лирическую реальность» с реальностью вымышленных персонажей. Так, у Пушкина и у Онегина есть общие знакомые: «К Talon помчался: он уверен, / Что там уж ждет его Каверин», – пишет автор, называя своего друга приятелем героя романа. Автор упоминает о том, что они с Онегиным собирались путешествовать вместе. И более того, у Автора по неизвестно каким причинам оказываются письма Онегина и Татьяны друг к другу:
Письмо Татьяны предо мною;
Его я свято берегу,
Читаю с тайною тоскою
И начитаться не могу, –
так пишет поэт о любовном послании его «милого идеала».
И такое «смешение» не выглядит неуместным и невозможным, так как сам главный герой Евгений Онегин типичен для светского общества пушкинской эпохи, настолько реалистичен, что многие современники поэта готовы были видеть в нем черты своих знакомых, считая их прототипами героя.
В этом произведении у образа автора есть еще одна сторона – он является рассказчиком. Пушкин так выстраивает свой роман, что кажется, будто поэт прямо на глазах читателей создает свое произведение. Так, автор непосредственно в текст вводит рассуждения о характерах создаваемых им героев, размышления о том, какое событие будет следующим или могло бы им стать, отражая при этом возможные нападки критиков. В одной из глав, например, он просит прощения у читателей за то, что много пишет о несчастной любви своей героини: «Простите мне: я так люблю / Татьяну милую мою!».
Довольно своевольно автор меняет сюжет своего произведения. «Татьяна, по совету няни / Сбираясь ночью ворожить, / Тихонько приказала в бане / На два прибора стол накрыть, – повествует он. – Но стало страшно вдруг Татьяне… / И я – при мысли о Светлане <героине баллады Жуковского>/ Мне стало страшно – так и быть…» – говорит поэт и решает: « С Татьяной нам не ворожить». Но и эта «вольность» не нарушает гармонии и целостности произведения, ведь оно как бы живет и меняется вместе с автором.
В процессе создания «Евгения Онегина» Пушкин периодически рассуждает о современной ему литературе и полемизирует со своими оппонентами, то иронично отзываясь о том или ином художественном штампе, то извиняясь перед строгими критиками за свой язык и своих героев. Например, в конце седьмой главы автор дает пародийное вступление и восклицает: «…С плеч долой обуза! / Я классицизму отдал честь: / Хоть поздно, а вступленье есть», – иронизируя над стандартной формой многих литературных произведений классицизма. Или еще: описывая Татьяну в конце романа, Пушкин использует французское выражение «du comme il faut» для более точной характеристики героини и добавляет в скобках, обращаясь к одному из литераторов, которые боролись за чистоту русского языка, отрицали использование галлицизмов: «Шишков, прости: / Не знаю, как перевести».
Говорит поэт также и о типичных литературных героях. Так, он иронично характеризует героя произведений классицизма прошлых лет:
Свой слог на важный лад настроя,
Бывало, пламенный творец
Являл нам своего героя
Как совершенства образец.
Ему Пушкин противопоставляет героя современных романтических произведений:
А нынче все умы в тумане,
Мораль на нас наводит сон,
Порок любезен, и в романе,
И там уж торжествует он.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Лорд Байрон прихотью удачной
Облек в унылый романтизм
И безнадежный эгоизм.
Много еще лирических отступлений и замечаний касаются условностей литературы, нелепых и искусственных, что не нравится автору. Пушкин старается открыть глаза и писателям, и читателям на всю «нежизненность» шаблонных художественных приемов. «Друзья мои, что ж толку в этом?» – вопрошает он и сам стремится снять и со своих героев, и со всего произведения натянутость и условность. Именно для этого смешивает он мир автора и героев, намеренно нарушает сюжетные линии, меняя все «на ходу», вводит, казалось бы, совсем ненужные, мелкие черточки современного ему быта и т.д. А в целом можно заключить, что образ автора помогает создать поистине реалистическое произведение, подлинную «энциклопедию русской жизни» той эпохи.