Чехову свойственно показывать героев уже сформировавшимися людьми, ничего не говоря об их прошлом — о путях и трудностях становления и развития. Но так же, как по срезу взрослого дерева можно судить о его возрасте и условиях жизни, так в человеке можно увидеть его прошлое.
Доктор Старцев трудолюбив, умен, полон надежд. Значит, в прошлом он много думал, работал, общался с умными и добрыми людьми, окончил курс какого-то высшего учебного заведения, где витало множество мыслей и идей. Начало его работы земским доктором многообещающе: он увлечен своим делом, трудится много и охотно, он здоров душевно и физически, он счастлив сознанием этого здоровья. Но ведь он молод. И эта энергия — плод юности. Кто из людей не был счастлив в юности хоть миг, кто не смеялся, засыпая! Это не заслуга и не достоинство — это закономерность. Новый возраст — всегда переоценка ценностей.
К сожалению, лишь немногим дано с уходом юности сохранить ее дары. И самый бесценный из них — интерес к жизни. И вот те люди, которые способны жить до конца дней своих полнокровно, делятся, по-моему, на две категории. Одни — те, в ком зажжен некий негасимый факел. Они в любых условиях — в обществе ли, в одиночестве — всегда будут неуклонно стремиться к чему-то, искать чего-то. Другим нужно постоянно черпать силы у кого-то, в одиночестве их запас истощается, огонь гаснет. Старцев принадлежит к последним. Он еще живет, еще действует, но подсознательно чувствует истощение своего запаса.
И поэтому ищет поддержки. Чехов тонко показывает неосознанность этого влечения. Старцеву «как-то само собой пришло… на память приглашение Ивана Петровича». Позже он сочтет глупостью предложение Котика посетить ночью кладбище, безоговорочно решит не идти. А вечером он «вдруг взял и поехал на кладбище». Эта видимая внезапность подготовлена внутренне. Посещение кладбища — последний порыв Старцева к другому человеку, последняя вспышка его души. Если бы Котик пришла, резерв Старцева был бы на время пополнен, но ее нет — «опустили занавес », погас огонь, «вдруг все потемнело кругом». Одна фраза объясняет весь мгновенный переворот в душе Старцева. Он еще долго будет жить, но здесь, у ворот кладбища, — начало агонии.
А на другой день Старцев по инерции едет делать предложение, видит тех же Туркиных, слышит то же «прощайте, пожалуйста», но он сам уже не тот — и в спектакле произошла перемена декораций («Когда изменяемся мы — изменяется мир»). Доктор Чехов знает, что любая болезнь поддается лечению в начальной стадии, иначе можно опоздать. Поэтому он так тщательно описывает все, что усугубляет болезнь: и неизменную тупость Туркиных (одна «инородность» фамилии чего стоит), и театральный отказ Екатерины Ивановны.
Диагноз: «У Старцева перестало беспокойно биться сердце». Это — следующая стадия омертвения души. Чехов избрал для своего героя самую мучительную смерть — постепенную, медленную и неотвратимую. Вот приезжает Котик. Казалось бы, спасение возможно. Но слишком поздно, болезнь прогрессирует, и медицина уже бессильна. Что может быть ужаснее участи больного, который знает, что он обречен? А Старцев знает: «Как мы поживаем тут? Да никак», — говорит он Котику. Правда, Котик на мгновение оживляет его. «Он вспомнил все, что было. В душе затеплился огонек». Но это — «выздоровление» чахоточного больного перед смертью. Тут же он вспомнил про симптомы болезни — «про бумажки, которые он по вечерам вынимал из карманов с таким удовольствием, и огонек в душе погас».
Отныне Старцев утратит последние капли жизни — не только память о прошедшем, но даже свое имя и фамилию. Теперь у него лишь безликое отчество, соответствующее его образу жизни, заменяющее и.о. — Ионыч. Он одинок. Живется ему скучно, ничто его не интересует. Эволюция окончена. И Чехов просто подводит черту: «Вот и все, что можно сказать про него». И будто вслед Старцеву несется комический трагизм последнего «Прощайте, пожалуйста». И только в конце раскрывается подтекст говорящих фамилий. Старцевы и туркины — вот основная масса населения. Других фамилий в рассказе нет, как не было других людей во множестве городов и городков России конца прошлого столетия.