Отрывок из терапевтической работы с Эрихом Y, который мы приводим ниже, затрагивает обширную тему, обозначенную в заголовке этого раздела. Очевидно, что в кратком сообщении о случае мы не можем ознакомить читателей со всеми проблемами, относящимися к этой теме, но для понимания диалога между Эрихом Y и аналитиком требуется хорошее знание многих аспектов теории, создающей концептуальные рамки феноменов ретроспективной фантазии и ретроспективной атрибу-
ции. После описания сеанса мы делаем обзор проблемы, дающий читателю представление о значении понятия ретроспективной атрибуции в теории Фрейда, которое вряд ли можно переоценить,
254-й сеанс с Эрихом Y начался за дверьми моего офиса, на парковочной площадке. Мы приехали с ним одновременно и припарковали машины на некотором расстоянии друг от друга. Я видел, что бампер его автомобиля задел бампер другого, уже припаркованного ранее. В начале сеанса он не упомянул об этом событии. Он рассказал о том, что видел сон, главным моментом которого была неисправность водопровода и связанные с этим последствия. После того как вода была перекрыта, выяснилось, что в трубе был частично или полностью отпилен кусок длиной около 20 см. Каменная кладка скрывала этот дефект.
Пациент подчеркнул, что во сне он объективно и разумно оценил повреждение. В конце концов, это был не его дом;если бы это был его дом, то он бы сделал из мухи слона и придал бы огромное значение нанесенному ущербу.
Я сразу же увидел, что в этом сне присутствует его Я. В то время пациент действительно был ужасно занят ремонтом в своем доме, Он устанавливал новые водопроводные трубы и чинил старые, У меня возникла фантазия об образе тела пациента, и в водопроводной трубе я увидел аналогию его мочеполовой системы и ее повреждения, отражением которого была дисморфофобия пациента, то есть мысли о том, что у него слишком маленький подбородок и т.д. Вначале я оставался на уровне, заданном пациентом, и сделал комментарий о том, что он все еще воспринимает незначительные повреждения как сильно преувеличенные (из-за самовозвеличивания и бессознательных сопутствующих этому фантазий).
Я ограничился тем, что в подчеркнутой форме описал размер понесенного им ущерба так, как пациент его воспринимал: «Поскольку вы были малы, то любая обида или рана, нанесенная вам, сразу же вызывала вопрос «быть или не быть» и вопрос о вашем теле в целом — кривой нос, маленький член, с одной стороны, и нападения, повреждения и раны — с другой». У Эриха Y возникло несколько аналогий, продолживших мои аллюзии и в конце концов приведших его к инциденту на автостоянке: «Бампер моей машины только задел бампер другой, только толкнул ее, Задел краем, Я видел это, когда выходил из машины, и поэтому не подошел ближе. Я как раз подумал, что вы могли видеть это, и почувствовал укол совести из-за того, что ушел, не подойдя к машине».
Мое присутствие увеличило в его переживаниях размер нанесенного ущерба. Можно было предположить, что из-за высокого потенциала агрессии такие безобидные столкновения бессознательно сигнализировали пациенту о серьезных коллизиях. По этой же причине у него сразу возникло чувство, что за ним наблюдают и осуждают.
Мы говорили о его собственной способности судить о чемлибо и о том, что тем не менее он нуждается в том, чтобы его успокоили и заверили, что все в порядке, Серьезное повреждение в сновидении и его бессознательная основа были связаны с безобидным поведением пациента и угрызениями совести,
Эрих Y продолжил тему, подробно описав свою зависимость от восприятия его окружающими людьми. Но здесь существовал и другой аспект, а именно — его оригинальность и стремление к совершенству при решении каких-либо задач и то, что он никому не позволял принимать участие в планировании и завершении этих задач. Он даже жене ничего не рассказывал о своих планах.
Примечание. Его стремление к совершенству следует рассматривать как постоянное желание компенсировать какой-либо ущерб, независимо от того, чувствует ли он себя жертвой или речь идет о повреждении, которое он нанес себе сам. Даже если бессознательные влечения не достигают своей цели из-за сопротивления, подавляющего их, мысли и бессознательные фантазии тем не менее вызывают угрызения совести и желание загладить вину. Многочисленные реактивные образования — такие, как случающиеся у него приступы ярости, — были признаками сдерживаемого высокого уровня агрессии.
В центр своей следующей интерпретации я поставил слово «царапина» и связал его с телесными ощущениями пациента (см. разд. 5.2).
А: Если где-то есть царапина, то это как будто вас поцарапали;вы жертва и ничего не можете с этим поделать. Чем больше рана, тем сильнее вы злитесь. И этот маятник раскачивается все больше и больше. Так произошло, например, когда я вас задел («оцарапал»), попросив оплачивать часть гонорара из собственных денег... Все, что произошло в сновидении... Все должно быть компенсировано. П: Да, это стремление к совершенству. Сегодня утром мне пришла в голову та же мысль. Но почему же эти внешние раны или какие-то события, почему это все сразу же начинает иметь отношение ко мне и к моему телу и приводит к таким серьезным последствиям, а я неспособен заметить и почувствовать их?
А: Да, посмотрите на повреждение, которое было во сне. Телесный водопровод — это мочеиспускание, и люди очень чувствительно относятся, если их застают за этим занятием. Все это имеет отношение к водопроводу, к дому, которым является тело каждого из нас. И кто-то со злым умыслом отпилил кусок трубы, а во сне прорезал насквозь его самого. П: Водопроводные трубы уже были повреждены до того, как их вмонтировали.
А: Ага, уже были повреждены до того, как их провели.
Примечание. В промежутке между утверждением пациента о том, что труба была уже повреждена до того, как ее установили, и моим подчеркнутым повторением его мысли мне в голову пришла идея, основанная на знании теории, а именно что у пациента существует бессознательная фантазия о том, что он получил повреждения еще в утробе матери, что-то было неправильное в процессе его внутриутробного развития. Меня не очень удивило, что в тот момент пациент вспомнил нечто, что ретроспективно сохранилось в памяти так живо благодаря постоянным рассказам матери. Дело в том, что его голова во время родов деформировалась. Так в фантазиях пациента возник образ деформированного тела, в частности головы;образ из раннего периода жизни, Я рассматривал эту регрессивную фантазию как попытку создать status quo ante, то есть вновь достигнуть предтравматического состояния, описанного Балинтом. И действительно, у пациента появились другие фантазии, явно имеющие отношение к первичной травме.
Пациент подхватил мою фразу: «...уже были повреждены до того, как их провели».
П: Как я сказал, ошибка возникла в процессе изготовления, это более серьезное повреждение;а сравнение с родами прямо напрашивается. Мне вспомнилось, как моя мать говорила мне, что роды были очень тяжелыми. Пришлось тащить меня щипцами, это было трудно, и голова деформировалась. А: Это значит, что она уже была повреждена во время своего
формирования, создания. П: Быть созданным... [Длинная пауза.] Это очень странно, как будто бы я лежал в животе у матери, в этой пещере. Вокруг все так чисто, просто, одинаково. А потом сразу скачок на несколько лет вперед, в детский сад, перед началом войны. Это была первая рана. Не знаю, говорил ли я об этом раньше. Мы с братом играли за домом, во дворе фермы, В поле на склоне холма стояли какие-то моторные тележки. Я отпустил тормоза тележки. Она покатилась и проехала над братом, но поскольку он играл в яме для цыплят, тележка только проехала над ним, его не задев. А: Хм, только поцарапала. Тележка...
Потом пациент рассказал, что тележка скатилась с холма и уткнулась в стенку сарая и сильно повредила его.
Это яркое воспоминание возбудило во мне довольно похожие картины из моего собственного детства. Интенсивность моей ретроспективной фантазии была настолько высокой, что я не стал ограничивать свое воображение темой материального повреждения (о чем говорил пациент) или вызванным им переполохом. Моя интерпретация определялась контрпереносом и была прямым продолжением описания, данного пациентом. А: Потому что вы чуть не убили своего брата. Чуть не совершили братоубийство, как в истории с Каином и Авелем.
После длительной паузы пациент обнаружил еще один аспект:
П: Я был еще и маленьким героем, который кое в чем уже преуспел.
А: Да, вы можете много чего натворить. А потом люди будут ликовать от радости, если все закончится благополучно, и скажут, что это не было так уж плохо. Как раз так все и произошло сегодня утром, когда вам хотелось бы использовать меня в качестве свидетеля, чтобы подтвердить отсутствие всякого ущерба, сказать, что ничего не случилось, что повреждение, которое вы нанесли, можно компенсировать — повреждение, которому вы были причиной, но на самом деле не были, хотя считаете себя виноватым и чувствуете угрызения совести.
Из этого описания пациента себя маленьким героем я сделал вывод, что моя интерпретация о Каине и Авеле, связанная с контрпереносом, потребовала от него слишком многого. В тот день, очевидно, у него было достаточно интенсивных переживаний, и потому оставшееся время на сеансе он посвятил рассказу о поверхностных, незначительных ранах, полученных им во взрослом мире.
Ретроспектива. [Написано сразу после сеанса.] Моя фантазия о происхождении «воображаемого» повреждения противоречила версии его матери, а именно тому, что его голова была повреждена во время родов. К счастью, я ничего не сказал. Меня удивило то, что пациент перестал говорить о тяжелых родах и начал описывать гармоничное состояние в утробе. Таким образом, во время этого сеанса мы смогли увидеть различные стороны этого гармоничного состояния, его новое начало и перемещение в период, предшествовавший первичной травме, которую пациент описывает как травму рождения. Его переживания и мое удивление одновременны. Вопрос в том, кто инициировал фантазирование, он или я? Произошедший до начала сеанса случай на автостоянке ускорил его ассоциации, что также существенно. В конце концов я поставил себя на место пациента и, ретроспективно фантазируя, оживил собственные воспомина-
Ретроспективная атрибуция и фантазирование 163
ния, которые подтолкнули меня к основанной на контрпереносе интерпретации о Каине и Авеле. ■
Комментарий. В резюме, написанном сразу после сеанса, и в сопутствующем ему комментарии, написанном позже, аналитик объяснил, что он позволил развиться конкордантному контрпереносу. Он принял участие в ретроспективных фантазиях пациента и вспомнил о собственных похожих детских переживаниях. Впечатляет также то, что это взаимное индуцирование было вызвано идеями, относящимися к области психоаналитической эвристики, и явно шло у аналитика и «от ума», и «от сердца», от сопереживания,
Комментарии к понятию ретроспективной атрибуции. Термин «ретроспективный» (nachtraglich) и образованное от него словосочетание «ретроспективная атрибуция» (Nachtraglichkeit) Фрейд часто употреблял в связи с понятиями временной и физической причинности. Еще в письме Флиссу от 6 декабря 1896 года Фрейд писал: «Я разрабатываю идею о том, что наш психический механизм возник в результате процесса стратификации [разделения на разные слои): материал, существующий в виде следов памяти, время от времени подвергается переработке в соответствии со вновь возникшими обстоятельствами, то есть как бы переписывается заново» (1950а, р. 17 3). Лапланш и Понталис (Laplanche, Pontalis, 197 3, p. 112) разделяют ту точку зрения, что «все феномены, с которыми сталкивается психоанализ, существуют под знаком ретроактивности или даже ретроактивной иллюзии. Именно это имеет в виду Юнг, говоря о ретроспективных фантазиях (Zuriickphantasieren): согласно Юнгу, взрослый человек заново интерпретирует свое прошлое в фантазиях, образующих множество символических отображений его актуальных проблем. С этой точки зрения реинтерпретация является для субъекта способом уйти от «требований окружающей реальности» в воображаемое прошлое». Не отвергая этой точки зрения, Лапланш и Понталис подчеркивают, что концепция Фрейда о ретроспективной атрибуции является более четкой. Согласно этим авторам, такому отсроченному пересмотру подвергается не просто всякий жизненный опыт, а в особенности тот, который в момент переживания не был полностью интегрирован в смысловую структуру. В их понимании, примером подобного опыта является травматическое событие. Фрейд воспринял идею о ретроспективной фантазии, и этот термин многократно появляется в его работах, когда речь идет о ретроспективной атрибуции:
Я признаю, что этот вопрос является наиболее деликатным в сфере психоанализа. Я не нуждался в идеях Адлера или Юнга, чтобы критически осмыслить этот вопрос и объяснить встречающиеся в анализе так называ-
емые забытые переживания детства (в том числе неправдоподобно раннего детства) на самом деле более поздними фантазиями... Я больше не испытываю сомнегий;ничто меня больше решительным образом не удерживает от публикации моих заключений. Я был первым — о чем никто из моих оппонентов не упоминает, — кто понял и роль, которую играют фантазии в формировании симптомов, и ретроспективное фантазирование как перемещение более поздних впечатлений в детство и их сексуализацию после произошедшего события (Freud, 1918b, p. 103).
Мы полагаем, что эта цитата говорит сама за себя и произведет очень глубокое впечатление на читателя. Мы способны наконец-то понять энтузиазм аналитика по поводу его ретроспективных фантазий и открытия заново ретроспективной атрибуции, которая была одной из величайших идей Фрейда. Поэтому тот факт, что Стрэчи перевел это выражение как «отсроченное действие» (deferred action), безусловно, имел много последствий, Со ссылкой на наши комментарии в разделе 1.4 первого тома и соглашаясь с недавно опубликованными доводами Вильсона (Wilson, 1987), мы хотели бы подчеркнуть, что Стрэчи не выдумал Фрейда и что нынешний кризис в психоанализе не начался с того, что Стрэчи перевел работы Фрейда на англо-американский научный язык. То, что Стрэчи перевел Nachtraglichkeit как отсроченное действие, является не просто тривиальной ошибкой, на что недавно указали Томэ и Чешир (Thoma, Cheshire, 1991). Концепцию Фрейда о nachtraglich нельзя свести к концепции об отсроченном действии. Оставив на время в стороне то, как перевод Стрэчи мог повлиять на понимание работ Фрейда в англосаксонских странах, можно сказать, что даже в странах, где использовался оригинальный (немецкий) текст, понимание ретроспективного фантазирования неизбежно привело аналитиков к прослеживанию этиологических условий психических и психосоматических болезней до первых часов жизни и даже к более ранним моментам. По сути, сама концепция Nachtraglichkeit препятствует сведению вопроса к монокаузальному детерминизму, который обращает внимание только на влияние, оказываемое очень далеким прошлым на настоящее. За последние несколько десятилетий сильно возросла тенденция прослеживать причины психических болезней до все более ранних периодов жизни, как будто судьба индивида определяется первыми месяцами жизни или даже внутриутробным периодом — причем не генетической информацией или наследственностью, а предполагаемыми влияниями окружающей среды. Такая тенденция была универсальной, то есть не зависящей от языка или перевода, она прослеживается и там, где значение Nachtraglichkeit было понято полностью, например в работах Лакана, который связал идею Фрейда с философией временных отношений Хайдеггера. Ретроспективное фантазирование, обращенное к началу жизни и даже за ее пределы, к открытию себя, — это чарующее содержание волшебных сказок и мифов, живущих в нас.
Данный экскурс показывает, что простое конкордантное ретроспективное фантазирование имеет многозначный смысл. Когнитивные процессы психоаналитика определяются многими предпосылками, которые он сам может даже не осознавать во время сеанса, В большой степени это относится к вышеописанному сеансу, который был наполнен чувствами и ни в коей мере не являлся чрезмерно интеллектуальным (об отсроченном действии см. также: Thoma, Cheshire, 1991).