Луна сияла, июльская ночь была тиха, изредка подымался ветерок, и лёгкий шорох пробегал по всему саду.
Как лёгкая тень, молодая красавица приблизилась к месту назначенного свидания. Ещё никого не было видно, вдруг из-за беседки очутился Дубровский перед нею.
— Я всё знаю, — сказал он тихим и печальным голосом. — Вспомните ваше обещание.
— Вы предлагаете мне своё покровительство, — ответила Маша, — но не сердитесь: оно пугает меня. Каким образом окажете вы мне помочь?
— Я бы мог избавить вас от ненавистного человека.
— Ради Бога, не трогайте его, не смейте его тронуть, если вы меня любите. Я не хочу быть виною какого-нибудь ужаса...
— Я не трону его, воля ваша для меня священна. Вам обязан он жизнию. Никогда злодейство не будет совершено во имя ваше. Вы должны быть чисты даже и в моих преступлениях. Но как же спасу вас от жестокого отца?
— Ещё есть надежда. Я надеюсь тронуть его моими слезами и отчаянием. Он упрям, но он так меня любит.
— Не надейтесь по-пустому: в этих слезах увидит он только обыкновенную боязливость и отвращение, общее всем молодым девушкам, когда они идут замуж не по страсти, а из благоразумного расчёта;что, если возьмёт он себе в голову сделать счастие ваше вопреки вас самих;если насильно повезут вас под венец, чтоб навеки предать судьбу вашу во власть старого мужа?
— Тогда, тогда делать нечего, явитесь за мною, я буду вашей женою.
Дубровский затрепетал, бледное лицо покрылось багровым румянцем и в ту же минуту стало бледнее прежнего. Он долго молчал, потупя голову.
— Соберитесь с всеми силами души, умоляйте отца, бросьтесь к его ногам, представьте ему весь ужас будущего, вашу молодость, увядающую близ хилого и развратного старика, решитесь на жестокое объяснение: скажите, что если он останется неумолим, то... то вы найдёте ужасную защиту... скажите, что богатство не доставит вам ни одной минуты счастия;роскошь утешает одну бедность, и то с непривычки на одно мгновение;не отставайте от него, не пугайтесь ни его гнева, ни угроз, пока останется хоть тень надежды, ради Бога, не отставайте. Если ж не будет уже другого средства...
Тут Дубровский закрыл лицо руками, он, казалось, задыхался, Маша плакала...
Время летело.
— Пора, — сказала наконец Маша. Дубровский как будто очнулся от усыпления. Он взял её руку и надел ей на палец кольцо.
— Если решитесь прибегнуть ко мне, — сказал он, — то несите кольцо сюда, опустите его в дупло этого дуба. Я буду знать, что делать.
Дубровский поцеловал её руку и скрылся между деревьями.